В хибарке с-ноготок, совсем игрушечной, Среди консервных банок и травы, Век коротала милая лягушечка – Не самая счастливая, увы.
Пока подружки обрастали семьями, Пока друзей манил бескрайний лес, Лягушечку терзали потрясения, Сравнимые со взрывом на АЭС.
Казалось бы: затрахал сплин – так прячь его! Кто б жаждал ведать с ночи до утра, Что там клубилось, в недрах лягушачьего, Не очень-то мудрёного нутра?..
Она соседям гадостей не делала, Рассматривала небо много лет И в выборе из чёрного и белого Всегда предпочитала третий цвет.
Мечтами иссушаема лукавыми – Ей был резон сидеть на самом дне: Одна башка – с такими тараканами, Что Жан-Поль Сартр курит в стороне!
Там диверсант слил топливо ракетное, Там вор довёл старушку до слезы. Лягушечка была интеллигентная, А стало быть – опаснее в разы.
Кто к ней летал в ночные холода домой? Нет комара, любившего молчком. Нет мухи, битый час сопровождаемой Блуждающим, задумчивым зрачком.
…Ей был резон сидеть на самом дне. Писатель Кафка – курит в стороне.
– Вот, предлагаем: жизнь, по найму работа. Сдельный оклад.
– А как там, со стороны?
– Вносят кого-то. Глядь, выносят кого-то. В общем, живут. Детали вряд ли важны.
– Нет, погоди. Всяк знает – дьявол в деталях. Ты растолкуй, что значит: «в общем, живут».
– Любят, едят… Понятней стало?
– Едва ли.
– Просто – возьмись! Не самый каторжный труд.
– Слышал, работа эта не из приятных. Жил тут один, извлекал из недр уран…
– Сдрейфишь – всегда есть шанс вернуться обратно.
– Я пессимист. Особенно – по утрам.
– Твой пессимизм, старик, основан на лени. Ты подпиши контракт. Попробуй, родись. Выведи к свету парочку поколений – Вдруг, увлечёт тебя та самая жизнь?..
Любишь поспать – ну что ж, сиди на фрилансе. Делай погоду, гробь фактический шанс. Честно сказать, у нас тут кризис вакансий.
Стихи эпитафий пóшло давят на жалость. Вот, двое легли под пресс холодной земли. Дуэль на предсмертных записках не состоялась: Предсмертных записок попросту не нашли.
Им был уготован Ад, изведанный Данте, Ключи от Вселенной в пятнах липких чернил. И ждали в дверях крылатые секунданты, И воск догорал, и колокол не звонил.
И каждый смотрел в окно в одном из столетий, И каждого грел всё тот же старый камин. А где-то внизу чужие плакали дети, И Бог был один на всех, и Дьявол – один.
Сигналы, увы, никто не принял на веру. Никто не пронёс во тьму тончайшую нить. Но где-то среди миров воззвали: «К барьеру!» – И вторил огонь строкой: «…прошу не винить».
Пружина времён сжималась туже и круче. Всё разом теряло смысл: церковь, закон… Как стержень пустой в покусанной авторучке, Как втоптанный в пол сухой чернильный флакон.
Им врал календарь. Век с гаком – самая малость… Один рухнул в снег, второй – ничком на постель. Дуэль на предсмертных записках не состоялась. Зато состоялась подлинная дуэль.
high
